Дай мне жить так, как я хочу ©
Лето всегда приходит незаметно. Я, например, замечаю его, когда тополиный пух начинает сыпаться, что твой снег, и за одну ночь укутывает всю землю.
Очень давно, почти три сотни лет назад, я вышел на улицу и увидел, что двор затянут белым пухом. Это означало… Вам ведь знакомо это чувство? Когда тебя вдруг наполняет телячий восторг, и хочется прыгать и орать во все горло, и обнять весь мир разом, и поделиться своим счастьем со всеми? Наверное, да. Это означало, что наступило новое лето, и скоро для нас, мальчишек, откроются двери тюрем под названием "школы" и можно будет носиться по двору безо всяких ограничений времени и места. Впереди расстилалось Лето, безбрежное, как океан… Впереди была Жизнь…
Мне было пять лет.
поехали?Да, давненько я не вспоминал этот день. А ведь, бывало, я мог думать об этом дне часами. Да что там, порой я не мог избавиться от этих воспоминаний неделями - благо времени хватало. Уж в чем, в чем, а во времени я недостатка не испытывал. Странное какое-то ощущение - пережевывать заново каждую минуту этого дня… Словно пытаешься отпилить себе что-нибудь тупым ножом. Вспоминаю лица тех, чьи дети давно обратились в прах… Может быть, и внуки тоже. Да, конечно… Боже, как давно это было. Оглядываешься назад - а там пустота, точно где-нибудь в сердце Сахары, только песок, и ветер носится над дюнами. Вот и все, что остается - пыль да ветер. Можете мне поверить, я прожил на этом свете достаточно - все мы думаем, что мир умирает вместе с нами, что наша смерть может повернуть Вселенную вспять. Нет, не может. Пыль да ветер, а все остальные продолжают жить, будто вас и не было на свете никогда…
Нет, я не всегда был таким циником. В тот день…
Да что такого, черт возьми, в этом дне?! Вам, наверное, уже осточертели мои стоны о нем. Я вам объясню, чем мне запомнился этот день. Я вышел во двор, окунулся в лето, поймал первую тополиную пушинку в этом году... Я взял ее и поднял к глазам, чтобы получше с нею познакомиться... И Рауль подошел ко мне, и взял ее из моих рук.
Вот так все и началось. Иногда я спрашивал себя, почему все так вышло. Пушинка в моих пальцах - неужели именно она привлекла его внимание? Неужели вся наша жизнь может зависеть от ПУШИНКИ?! Нет, наверное. Но я часто думал - а, что, если бы я не поймал ее? Если бы она опустилась на землю? В такие минуты мне в голову приходят строки из "Колыбели Для Кошки" - об истинно боконистском единстве людей на Земле. Вот моя пушинка, вот я, вот Рауль, вот Трэйси… а вот все те, кто ушел с этой Земли задолго до срока, вот их родные, друзья и любимые… Вот все мы, оказавшиеся в самом центре хаммеровсого фильма… И все из-за пушинки. Давит на воображение. Подумайте сами - будто внутри головы пульсирует огромный нарыв, готовый прорваться, да так, что мозги из ушей потекут.
Как часто я думал об этом раньше.
Рауль был старше меня лет на пять. Мальчишка, такой же, как сотни других мальчишек, играющих в охоту, ковбоев и индейцев, звездные войны… Мне было пять. Ведь вам тоже было пять лет? Не так давно, как мне, правда. Послушайте… Вы помните, как завидовали большим парням, занимавшимся своими взрослыми делами? Как мечтали быть принятым в их секретное братство "Самых Страшных Пиратов" или "Вьетконговских Охотников"… Или "Ковбоев Пондерозы" на худой конец. Вы понимаете, что значила для меня дружба с ним? Я гордился ею. Глупец. Мне было всего пять… Но я остался глупцом и в следующее лето, и в то, что пришло следом.
Мне исполнилось пятнадцать. Ведь и вам было пятнадцать? Как странно, все друзья разлетелись, словно хлопья пуха, устилающего землю под моими ногами… А Рауль остался.
Я, знаете ли, не любитель слухов. По вполне понятной причине. За три сотни лет может накопиться целый вагон этих самых сплетен, слухов - шу-шу-шу, точно крысы под полом. Но я не любитель слухов, и всегда стараюсь исчезнуть, прежде чем шушуканье перерастет в нечто более громкое и, возможно, более опасное. Но в то лето… Да, давненько, давненько… Я не знал, что многие хихикают в кулачок, видя нас вместе. Вы-то, наверное, догадались. Но ничего такого не было. Никогда. Рауль всегда был выше этого, выше всей этой земной грязи… Так мне тогда казалось. Вот вам и парадокс - иногда те, кого мы считаем чуть ли не святыми, оказываются демонами, да еще и утаскивают нас за собой. Еще и смеются при этом. Да, глуп я был и зелен, но разве я сейчас умнее?
Трэйси не казалась мне святой. Я вообще не размышлял об этом, когда увидел ее. Я просто влюбился не по уши, а с головой, еще и на три фута сверху хватило. Я… Боже, как это, оказывается, трудно. Раньше я как-то не задумывался об этом. Наверное, у нас в подсознании есть такая комната или, скажем так, шкаф, куда мы заталкиваем трупы своих ошибок. Запираем их на ключ и оставляем гнить в темноте. Я отпер этот шкаф - после стольких лет… За три столетия трупы, само собой, превратились в скелеты… Но, видит Бог, это не добавило им привлекательности.
Мне едва исполнилось семнадцать. Ей было на год меньше. У нее на плече был шрамик в форме звездочки. Такая шелковистая кожа… Ни у кого больше не было такой. Когда она смеялась, на левой щеке у нее появлялась ямочка. Недавно я увидел девушку с такой же ямочкой. Она шла мне навстречу и улыбалась летнему Солнцу…
Когда Рауль увидел нас вместе, он ничего не сказал. Вообще в те дни мы с ним немного отдалились друг от друга… Мы с Трэйси продолжали встречаться, я целовал шрамик на ее плече, ее ямочку, ее нежные и податливые губы… Рауль был очарователен - о да, очаровывать он умел. Мы втроем ходили в маленький ресторанчик "Kingdom Of Trash" - отличное название, и напитки были первый класс. Надо же, я до сих пор помню вкус их фирменных коктейлей… Больше двухсот лет назад забегаловку снесли. Там теперь завод. До него были дома, а до них - еще какая-то ерунда. Так вот, мы приходили вместе, а потом Рауль оставлял нас вдвоем. Мы удивлялись его деликатности, и радовались. Но радовались больше. Самое смешное - или вам это не кажется смешным? - в то время, как мы допивали свои коктейли, Рауль медленно превращался в то, чем сейчас являюсь я. Стоило нам с Трэйси выйти на дорогу, проголосовать и махнуть на попутке куда-нибудь подальше.… Стоило нам сняться с места - и цепочка, начавшаяся с пушинки, была бы разорвана навсегда. Нет, я обманываю себя. Он нашел бы кого-нибудь другого. Но Трэйси и я… Что мешало мне спасти ее? Да, я был глуп, но кто может постелить соломки туда, куда упадет через минуту?
Упал-то я, положим, не через минуту. Но что такое один год, когда прошло три столетия?
Кладбище, затянутое белым пухом, похоже на продукты, покрытые плесенью. От этой мысли меня иногда начинает тошнить. Тем более смешно, ведь уже почти три века я в рот и крошки не брал. Я нашел могилу моей мамы. Если бы не этот чертов пух, нашел бы быстрее. Блуждал целых два часа, благо никуда не торопился. Отучился я торопиться.… Навсегда отучился. Отучился есть, спать, любить.… Жить я отучился, забыл, как это - жить…
Не был я здесь, страшно сказать, лет пятьдесят. Раньше я любил заходить в церковь. Сидел там, даже, вроде бы, пытался молиться. Теперь я не то, что не верю.… Ведь если есть я… Я у точно адская тварь. Значит, есть и рай? Где-то там? Должна же быть справедливость… Не может быть, чтобы мама и Трэйси ушли, и от них остался песок и ветер.… С другой стороны, если они смотрят на меня… Они все… Что они думают обо мне? Почему они ушли, а я остался?
Рауль был очарователен. Он уходил именно тогда, когда было надо. Он выжидал. Он все понял сразу. Быть может, сначала он и не имел четкого плана… Но он знал, что у меня не должно быть выбора. И он мне его не оставил. Я стал белой мышью в руках доктора Моро. Он тоже, наверное был таким когда-то. А потом таинственный доктор сделал его своим ассистентом. А он выбрал новую мышь. Меня. Я так и не узнал, кем был этот доктор. Да был ли он вообще…
Где же ты был, когда наши жизни полетели под откос вслед за пушинкой тополя?
Я спросил, что случилось. Мамин дрожащий голос в трубке. Позже я узнал, что упал в обморок и пробыл без сознания почти час.
От кладбища остался жалкий кусочек. Мамина могила сохранилась чудом. Могилу Трэйси погребла под собой автострада. По ней, сейчас, наверное, тоже носится пух. Трэйси звала его "летний снег". Мы с ней играли в снежки, и она смеялась, и ее глаза блестели, и пух был в ее волосах… Это тело и эта прогнившая душа - все, что у меня есть. Вряд ли кто-либо позарится на такую скудную поживу… Но я бы отдал все это Богу, Сатане, президенту Колумбии, кому угодно, лишь бы вернуться в те дни… Повернуть время вспять.
Я не запоминаю, стараюсь не запоминать, лиц тех, кого отправил в долгий путь. Если вы меня слышите… не прощайте меня, не надо. Я и сам себя не прощаю. Я помню девушку с ямочкой на левой щеке. На ней было желтое платье. Она умерла быстро. В ее глазах застыло непонимание. Рауль сказал, что ее духи называются "Галактика". Я не могу вспомнить этот запах.
Он склонился над нею, его ноздри трепетали, как у дикого зверя, учуявшего добычу. Я, наверное, выглядел не лучше. Я не отрицаю - мне нравилась их смерть. Боль, ужас, кровь… Как атомный взрыв, как Апокалипсис, как Всемирный потоп… это чувство окутывает тебя, вознося к звездам - ни с чем не сравнимое ощущение. Оргазм - жалкое подобие того, что я ощущал в момент их смерти. В эти минуты я не жалел, что стал тем, чем стал. Но, увы, это ощущение было слишком коротко. Рауль, помнится, как-то сказал, что это будто трахаться со всей Вселенной сразу. Но я вам смело могу сказать - за секс со Вселенной я заплатил слишком большую цену.
Не знаю, когда я в первый раз подумал, что убью его. Кажется, после очередного убийства. Когда в ушах перестало звенеть, и фейерверки рассеялись перед глазами, я посмотрел на него… и подумал, что это была его последняя встреча со шлюхой по клике Вселенная. Но я опять ошибся - не в первый раз.
Я всегда был тряпкой. Я понял это давно, но все не было случая произнести это вслух. Я - просто тряпка. Вот потому-то я грохнулся в обморок, сжимая трубку телефона. А когда очнулся, увидел его глаза, полные притворного сочувствия, казавшегося мне настоящим. Он протянул мне руку помощи - и помог. Помог последовать за ним прямиком в Ад. А я был тряпкой. Вместо того, чтоб умереть, я прожил триста лет, убивая других. Продлевая жизнь себе и ему. Прятался, скрывался, таился - от всего мира, от себя. Я - трус, но я решился. Скажите, это поможет искупить хотя бы одну тысячную долю моей вины? Я обманываю, вновь обманываю себя… Скажите, та девушка в желтом платье, она простит меня? Его тело рассыпалось в прах. Ветер, наполненный пухом тополя, подхватил его и унес - пыль и ветер, ветер и пыль… Скажите, он и вправду умер?
Я стою на могиле своей мамы уже больше часа. На кладбище, правда, не людно. Когда-то здесь росло дерево. Кажется, тополь.
Я ловлю пушинку и поднимаю ее к глазам, чтобы рассмотреть хорошенько. На секунду меня охватывает ужас: а что, если он возникнет из ниоткуда и возьмет эту пушинку из моих пальцев? Но ничего не происходит. Я отпускаю пушинку, и она исчезает в веренице других, подхваченных ветром.
Вечное лето, бесконечное лето…
Скажите, вы не боитесь, что однажды, в летний день, умрете?
Интересно все-таки, что ждет меня там, куда я отправил стольких людей… Скажите, она простит меня? Нет, я не хочу думать об этом. Иначе я так и не решусь. Вечное лето. Бесконечное лето. Скоро все кончится. Не будет больше лета. Не будет тополиного пуха…
А, что, если там, куда я иду, сейчас тоже лето?
Тогда я, наверное, сойду с ума.
--
О. Прогресс. 2002 год нашел 8)
Очень давно, почти три сотни лет назад, я вышел на улицу и увидел, что двор затянут белым пухом. Это означало… Вам ведь знакомо это чувство? Когда тебя вдруг наполняет телячий восторг, и хочется прыгать и орать во все горло, и обнять весь мир разом, и поделиться своим счастьем со всеми? Наверное, да. Это означало, что наступило новое лето, и скоро для нас, мальчишек, откроются двери тюрем под названием "школы" и можно будет носиться по двору безо всяких ограничений времени и места. Впереди расстилалось Лето, безбрежное, как океан… Впереди была Жизнь…
Мне было пять лет.
поехали?Да, давненько я не вспоминал этот день. А ведь, бывало, я мог думать об этом дне часами. Да что там, порой я не мог избавиться от этих воспоминаний неделями - благо времени хватало. Уж в чем, в чем, а во времени я недостатка не испытывал. Странное какое-то ощущение - пережевывать заново каждую минуту этого дня… Словно пытаешься отпилить себе что-нибудь тупым ножом. Вспоминаю лица тех, чьи дети давно обратились в прах… Может быть, и внуки тоже. Да, конечно… Боже, как давно это было. Оглядываешься назад - а там пустота, точно где-нибудь в сердце Сахары, только песок, и ветер носится над дюнами. Вот и все, что остается - пыль да ветер. Можете мне поверить, я прожил на этом свете достаточно - все мы думаем, что мир умирает вместе с нами, что наша смерть может повернуть Вселенную вспять. Нет, не может. Пыль да ветер, а все остальные продолжают жить, будто вас и не было на свете никогда…
Нет, я не всегда был таким циником. В тот день…
Да что такого, черт возьми, в этом дне?! Вам, наверное, уже осточертели мои стоны о нем. Я вам объясню, чем мне запомнился этот день. Я вышел во двор, окунулся в лето, поймал первую тополиную пушинку в этом году... Я взял ее и поднял к глазам, чтобы получше с нею познакомиться... И Рауль подошел ко мне, и взял ее из моих рук.
Вот так все и началось. Иногда я спрашивал себя, почему все так вышло. Пушинка в моих пальцах - неужели именно она привлекла его внимание? Неужели вся наша жизнь может зависеть от ПУШИНКИ?! Нет, наверное. Но я часто думал - а, что, если бы я не поймал ее? Если бы она опустилась на землю? В такие минуты мне в голову приходят строки из "Колыбели Для Кошки" - об истинно боконистском единстве людей на Земле. Вот моя пушинка, вот я, вот Рауль, вот Трэйси… а вот все те, кто ушел с этой Земли задолго до срока, вот их родные, друзья и любимые… Вот все мы, оказавшиеся в самом центре хаммеровсого фильма… И все из-за пушинки. Давит на воображение. Подумайте сами - будто внутри головы пульсирует огромный нарыв, готовый прорваться, да так, что мозги из ушей потекут.
Как часто я думал об этом раньше.
Рауль был старше меня лет на пять. Мальчишка, такой же, как сотни других мальчишек, играющих в охоту, ковбоев и индейцев, звездные войны… Мне было пять. Ведь вам тоже было пять лет? Не так давно, как мне, правда. Послушайте… Вы помните, как завидовали большим парням, занимавшимся своими взрослыми делами? Как мечтали быть принятым в их секретное братство "Самых Страшных Пиратов" или "Вьетконговских Охотников"… Или "Ковбоев Пондерозы" на худой конец. Вы понимаете, что значила для меня дружба с ним? Я гордился ею. Глупец. Мне было всего пять… Но я остался глупцом и в следующее лето, и в то, что пришло следом.
Мне исполнилось пятнадцать. Ведь и вам было пятнадцать? Как странно, все друзья разлетелись, словно хлопья пуха, устилающего землю под моими ногами… А Рауль остался.
Я, знаете ли, не любитель слухов. По вполне понятной причине. За три сотни лет может накопиться целый вагон этих самых сплетен, слухов - шу-шу-шу, точно крысы под полом. Но я не любитель слухов, и всегда стараюсь исчезнуть, прежде чем шушуканье перерастет в нечто более громкое и, возможно, более опасное. Но в то лето… Да, давненько, давненько… Я не знал, что многие хихикают в кулачок, видя нас вместе. Вы-то, наверное, догадались. Но ничего такого не было. Никогда. Рауль всегда был выше этого, выше всей этой земной грязи… Так мне тогда казалось. Вот вам и парадокс - иногда те, кого мы считаем чуть ли не святыми, оказываются демонами, да еще и утаскивают нас за собой. Еще и смеются при этом. Да, глуп я был и зелен, но разве я сейчас умнее?
Трэйси не казалась мне святой. Я вообще не размышлял об этом, когда увидел ее. Я просто влюбился не по уши, а с головой, еще и на три фута сверху хватило. Я… Боже, как это, оказывается, трудно. Раньше я как-то не задумывался об этом. Наверное, у нас в подсознании есть такая комната или, скажем так, шкаф, куда мы заталкиваем трупы своих ошибок. Запираем их на ключ и оставляем гнить в темноте. Я отпер этот шкаф - после стольких лет… За три столетия трупы, само собой, превратились в скелеты… Но, видит Бог, это не добавило им привлекательности.
Мне едва исполнилось семнадцать. Ей было на год меньше. У нее на плече был шрамик в форме звездочки. Такая шелковистая кожа… Ни у кого больше не было такой. Когда она смеялась, на левой щеке у нее появлялась ямочка. Недавно я увидел девушку с такой же ямочкой. Она шла мне навстречу и улыбалась летнему Солнцу…
Когда Рауль увидел нас вместе, он ничего не сказал. Вообще в те дни мы с ним немного отдалились друг от друга… Мы с Трэйси продолжали встречаться, я целовал шрамик на ее плече, ее ямочку, ее нежные и податливые губы… Рауль был очарователен - о да, очаровывать он умел. Мы втроем ходили в маленький ресторанчик "Kingdom Of Trash" - отличное название, и напитки были первый класс. Надо же, я до сих пор помню вкус их фирменных коктейлей… Больше двухсот лет назад забегаловку снесли. Там теперь завод. До него были дома, а до них - еще какая-то ерунда. Так вот, мы приходили вместе, а потом Рауль оставлял нас вдвоем. Мы удивлялись его деликатности, и радовались. Но радовались больше. Самое смешное - или вам это не кажется смешным? - в то время, как мы допивали свои коктейли, Рауль медленно превращался в то, чем сейчас являюсь я. Стоило нам с Трэйси выйти на дорогу, проголосовать и махнуть на попутке куда-нибудь подальше.… Стоило нам сняться с места - и цепочка, начавшаяся с пушинки, была бы разорвана навсегда. Нет, я обманываю себя. Он нашел бы кого-нибудь другого. Но Трэйси и я… Что мешало мне спасти ее? Да, я был глуп, но кто может постелить соломки туда, куда упадет через минуту?
Упал-то я, положим, не через минуту. Но что такое один год, когда прошло три столетия?
Кладбище, затянутое белым пухом, похоже на продукты, покрытые плесенью. От этой мысли меня иногда начинает тошнить. Тем более смешно, ведь уже почти три века я в рот и крошки не брал. Я нашел могилу моей мамы. Если бы не этот чертов пух, нашел бы быстрее. Блуждал целых два часа, благо никуда не торопился. Отучился я торопиться.… Навсегда отучился. Отучился есть, спать, любить.… Жить я отучился, забыл, как это - жить…
Не был я здесь, страшно сказать, лет пятьдесят. Раньше я любил заходить в церковь. Сидел там, даже, вроде бы, пытался молиться. Теперь я не то, что не верю.… Ведь если есть я… Я у точно адская тварь. Значит, есть и рай? Где-то там? Должна же быть справедливость… Не может быть, чтобы мама и Трэйси ушли, и от них остался песок и ветер.… С другой стороны, если они смотрят на меня… Они все… Что они думают обо мне? Почему они ушли, а я остался?
Рауль был очарователен. Он уходил именно тогда, когда было надо. Он выжидал. Он все понял сразу. Быть может, сначала он и не имел четкого плана… Но он знал, что у меня не должно быть выбора. И он мне его не оставил. Я стал белой мышью в руках доктора Моро. Он тоже, наверное был таким когда-то. А потом таинственный доктор сделал его своим ассистентом. А он выбрал новую мышь. Меня. Я так и не узнал, кем был этот доктор. Да был ли он вообще…
Где же ты был, когда наши жизни полетели под откос вслед за пушинкой тополя?
Я спросил, что случилось. Мамин дрожащий голос в трубке. Позже я узнал, что упал в обморок и пробыл без сознания почти час.
От кладбища остался жалкий кусочек. Мамина могила сохранилась чудом. Могилу Трэйси погребла под собой автострада. По ней, сейчас, наверное, тоже носится пух. Трэйси звала его "летний снег". Мы с ней играли в снежки, и она смеялась, и ее глаза блестели, и пух был в ее волосах… Это тело и эта прогнившая душа - все, что у меня есть. Вряд ли кто-либо позарится на такую скудную поживу… Но я бы отдал все это Богу, Сатане, президенту Колумбии, кому угодно, лишь бы вернуться в те дни… Повернуть время вспять.
Я не запоминаю, стараюсь не запоминать, лиц тех, кого отправил в долгий путь. Если вы меня слышите… не прощайте меня, не надо. Я и сам себя не прощаю. Я помню девушку с ямочкой на левой щеке. На ней было желтое платье. Она умерла быстро. В ее глазах застыло непонимание. Рауль сказал, что ее духи называются "Галактика". Я не могу вспомнить этот запах.
Он склонился над нею, его ноздри трепетали, как у дикого зверя, учуявшего добычу. Я, наверное, выглядел не лучше. Я не отрицаю - мне нравилась их смерть. Боль, ужас, кровь… Как атомный взрыв, как Апокалипсис, как Всемирный потоп… это чувство окутывает тебя, вознося к звездам - ни с чем не сравнимое ощущение. Оргазм - жалкое подобие того, что я ощущал в момент их смерти. В эти минуты я не жалел, что стал тем, чем стал. Но, увы, это ощущение было слишком коротко. Рауль, помнится, как-то сказал, что это будто трахаться со всей Вселенной сразу. Но я вам смело могу сказать - за секс со Вселенной я заплатил слишком большую цену.
Не знаю, когда я в первый раз подумал, что убью его. Кажется, после очередного убийства. Когда в ушах перестало звенеть, и фейерверки рассеялись перед глазами, я посмотрел на него… и подумал, что это была его последняя встреча со шлюхой по клике Вселенная. Но я опять ошибся - не в первый раз.
Я всегда был тряпкой. Я понял это давно, но все не было случая произнести это вслух. Я - просто тряпка. Вот потому-то я грохнулся в обморок, сжимая трубку телефона. А когда очнулся, увидел его глаза, полные притворного сочувствия, казавшегося мне настоящим. Он протянул мне руку помощи - и помог. Помог последовать за ним прямиком в Ад. А я был тряпкой. Вместо того, чтоб умереть, я прожил триста лет, убивая других. Продлевая жизнь себе и ему. Прятался, скрывался, таился - от всего мира, от себя. Я - трус, но я решился. Скажите, это поможет искупить хотя бы одну тысячную долю моей вины? Я обманываю, вновь обманываю себя… Скажите, та девушка в желтом платье, она простит меня? Его тело рассыпалось в прах. Ветер, наполненный пухом тополя, подхватил его и унес - пыль и ветер, ветер и пыль… Скажите, он и вправду умер?
Я стою на могиле своей мамы уже больше часа. На кладбище, правда, не людно. Когда-то здесь росло дерево. Кажется, тополь.
Я ловлю пушинку и поднимаю ее к глазам, чтобы рассмотреть хорошенько. На секунду меня охватывает ужас: а что, если он возникнет из ниоткуда и возьмет эту пушинку из моих пальцев? Но ничего не происходит. Я отпускаю пушинку, и она исчезает в веренице других, подхваченных ветром.
Вечное лето, бесконечное лето…
Скажите, вы не боитесь, что однажды, в летний день, умрете?
Интересно все-таки, что ждет меня там, куда я отправил стольких людей… Скажите, она простит меня? Нет, я не хочу думать об этом. Иначе я так и не решусь. Вечное лето. Бесконечное лето. Скоро все кончится. Не будет больше лета. Не будет тополиного пуха…
А, что, если там, куда я иду, сейчас тоже лето?
Тогда я, наверное, сойду с ума.
--
О. Прогресс. 2002 год нашел 8)