Lovelless :: зарисовки

[nekolace]

Название : "Первый снег"
Персонажи: Рицка. Юйко, Яёй
Summary: первый снег – это хорошо или плохо?

читать?

Рицка спотыкается и хватается за ветку куста, чтобы сохранить равновесие.
Ветка с хрустом ломается, и он все-таки приземляется на пятую точку.

Ему хочется плакать, но он вовремя вспоминает, что взрослым плакать не полагается, и просто бросает сломанную ветку в снег.

И кто только выдумал эти первые снегопады, со скользкими тротуарами и скрюченными от холода деревьями? Рицка пинает ветку и сует руки в карманы. Он опять забыл перчатки, и вид собственных пальцев, красных и покрытых цыпками, вызывает у него прилив стыда. Разве у взрослых бывают такие руки? Ему вспоминается ухоженная шевелюра Сэймэя, тонкие пальцы с безупречно отполированными ногтями, зарывающиеся в гиацинтовые черные завитки. Вот бы ему так выглядеть, вот бы стать таким же самоуверенным и с такой же ленивой улыбкой смотреть на весь мир сверху вниз. И на снег тоже!

Рицка чихает, и тут ему в спину врезается что-то маленькое и твердое. От неожиданности он едва не вскрикивает, оборачивается, и встречается взглядом с приплясывающей на обочине дорожки Юйко. Она улыбается, а из-за ее спины выглядывает Яёй, он сидит на корточках, деловито скатывая очередной снежок.

Падая в снег, чтобы избежать второго залпа, Рицка слышит смех Юйко и с удивлением понимает, что тоже смеется.

И кто посмеет не любить первый снег?
Лишь бы он не растаял к вечеру, думает Рицка, скатывая замерзшими руками снежок.

Название : "В последнюю осень..."
Пейринг: Рицу/Соби
Summary: каждая осень может оказаться последней

читать?

Парк очень старый и немного дикий, как будто пытается превратиться в лес.

И листья, листья повсюду - на земле, на проржавевших скамейках, на пустых постаментах, где уже не осталось следов от свергнутых статуй... желтые, бурые, ярко-красные, они живут какой-то своей жизнью, шелестят о чем-то, порхают стайками с места на место.
Он медленно бредет по тропинке, глядя себе под ноги. медленно, потому что спешить особо некуда, и потому что так легче найти какой-нибудь особо интересный лист. Например, вот этот, разве нехорош, красный с зелеными прожилками? А этот - одна половинка желтая, а другая - совсем свежая, зеленая? Листья-бабочки, листья-попугаи, листья-цветы... очарованный их калейдоскопом, он окончательно забывает о времени и усаживается на корточки прямо посреди заросшей лужайки. Листья шуршат, когда он зарывается в них, расступаются, оставляя у него на пальцах буроватую труху. Некоторые из них уже почти почернели, ссохлись, стали похожи на мертвых бабочек, но другие все еще красивы. Он тянется к ярко-желтой кленовой звездочке, невесть как уцелевшей в самой глубине только что разворошенной кучи старых мертвых листьев, когда слышит за спиной голос.

Очевидно, он слишком увлекся, чтобы услышать шаги, ведь пройти бесшумно по этому шелестящему морю невозможно.
Учитель стоит в безупречно изящной позе, скрестив руки на груди и слегка опираясь на ствол ракиты, такой же тонкой и по-кошачьи изящной.
-Ты иногда становишься ужасно непослушным. - В его голосе звучит улыбка, но понять, шутит он или нет порой просто невозможно. И за словами, произнесенными с шутливой интонацией, может последовать вполне серьезное наказание. - Зачем ты так далеко забрался?
Зачем? Действительно, зачем? Потому что хотел побыть один? Да он и так целый день один. Даже в школе, где никогда не бывает тихо, и по коридорам всегда кто-то ходит, бегает, летает... точь-в-точь стайки листьев.
-Уже поздно. Пора идти обратно. И выброси ты эти листья, зачем они тебе?
А они и забыл, что все еще держит их в руках. Он смотрит на взъерошенный букетик, и с удивлением понимает, что яркие краски успели изрядно поблекнуть, а, впрочем, наверное, они были такими с самого начала. И что ему только показалось в них красивым? Листья планируют обратно на землю, замирают, как усталые бабочки.
Рука учителя ложится ему на плечо, словно невзначай касаясь волос и ушек.
-Да ты совсем замерз... - снова усмешка в голосе, не злая, непонятная. Он оборачивается, пытается заглянуть учителю в глаза, спросить ведь все равно язык не повернется... уже темнеет, и лицо учителя остается в тени, только стекла очков поблескивают.
Не отдавая себе отчета, что делает, он приподнимается на цыпочки, тянется вверх, едва не оскальзываясь на мокрых листьях.
-Надень перчатки. - Голос на секунду приводит его в себя. Но, когда перчатки, наконец, найдены в карманах, доверху набитых какой-то ерундой, рука учителя снова пробегает по его волосам, заставляя вскинуть голову и еще раз оказаться в ловушке скрытого в тени взгляда.
Зачем?

За окном темнело, и листья, стучащие в стекло, в полумраке казались серыми.
По крайней мере, теперь он знал, зачем Рицу попросил его надеть перчатки в тот день.
Вы очень не хотели испачкать свою замшевую куртку, верно, учитель?
Верно?

Звонок трезвонит уже давно. Он нехотя отворачивается от окна, за которым все падают серые мертвые листья.
Он идет к двери, уже зная, кого там увидит. Мысли шуршат, сухие и мертвые, такие же безразличные ко всему, как падающие за окном листья.

На пороге стоит Рицка. Шапочка сбилась, растрепались темные волосы, и курточка нараспашку, словно он всю дорогу бежал.
Он улыбается.
В его руках букетик солнечно-желтых листьев.

Название : "It depends..."
Пейринг: Рицу/Соби
Summary: все зависит от того, что ты собираешься сделать…

читать?

Соби очень больно. Обычно боль появляется и проходит сама собой, но вот уже третий день она остается с ним, что бы он ни делал, и делать что-либо становится все труднее.
Еще труднее притворяться, что все в порядке, притворяться перед всеми, даже перед самим собой.
Он сжимает зубы, вцепляется в спинку дивна и рывком встает. Все сделано. Огненная волна прокатывается по спине, от лопаток к копчику, и затихает, боль становится обычной, как всегда. Остается только стереть со лба пот – и можно начинать притворяться. Губы растягивает улыбка, больше похожая на гримасу боли. Его никто не видит. Можно не стараться.
Боль должна быть союзником, а не врагом. Боль, своя и чужая, не убивает, она делает сильнее. С ней не надо бороться, ее надо подчинить себе и научиться использовать.

Там, в кабинете, на стенах которого застыли в вечном танце сиреневые бабочки, он верил в это. Он научился терпеть боль. Потом научился не замечать ее.
Если бы кто-нибудь сказал ему тогда, чем обернутся эти уроки через несколько лет, он бы рассмеялся. Или рассердился.
На того, кто посмел сказать такое, на самого себя, за то, что посмел слушать… только не на Рицу.

И даже сейчас, убирая в нижний ящик стола белый квадратик бумаги с аккуратными рядами иероглифов и столь же аккуратной синей печатью муниципальной больницы, он обвиняет только себя, и только в том, что проявил слабость. Мысль о том, что Рицу, сделавший его тем, кем он был сейчас, обрек его на смерть, не приходит ему в голову.

Звонит телефон. Он берет трубку и улыбается – уже не вымученной, а настоящей улыбкой. Он зажигает сигарету и
рассказывает о последнем бое, куда снова ввязался без разрешения и без помощи своей Жертвы. Его голос не дрожит, даже
тогда, когда сложенный квадратик бумаги с синей печатью охватывает пламя, и на секунду снова проступают иероглифы, черные на черном.

Соби вешает трубку и бездумно тычет сигаретой в мягкий серый пепел.
Боль может стать союзником.
Все зависит от того, что ты собираешься сделать.

Название : "Never let me down again"
Пейринг: Нисэй/Соби
Summary: иногда бывает все равно.

...

Он лениво наматывает на палец светлые прядки. Автобус встряхивает на повороте, и несколько волосков остаются у него в руке. Должно быть, это больно, но Соби даже не поворачивается в его сторону, словно и не чувствует ничего. Его отражение в стекле сосредоточенно смотрит на дорогу, словно надеется увидеть там стадо золотых единорогов.
Очень хочется спросить, почему он согласился. Почему он вообще делает то или иное, почему иной раз смотрит так, будто видит что-то, недоступное больше никому, почему ему удается быть таким сильным и таким беспомощным одновременно.

Нисэй снова принимается теребить растрепавшиеся светлые волосы, и на этот раз Соби спокойно, но непреклонно отводит его руку в сторону. Молча. Соверешнно спокойно.
Ненормальный. Все они тут ненормальные. Сэймэй с его замшевыми перчатками, кипельно-белыми рубашками, насмешливым, высокомерным взглядом, Соби, застывший, словно ледяная статуя, вечно всматривающийся в какие-то сумеречные дали, он сам, неизвестно почему терпящий их сумсбродства.
И вот теперь эта авантюра, еще не начавшаяся, но уже успевшая опостылеть ему. А Соби? О чем думает Соби - этого ему не понять. И это только усиливает раздражение.

Автобус останавливается, и Соби поднимается первым, лениво дефилирует к выходу, спрыгивает на тротуар, оборачивается. И все это так спокойно, словно они просто вышли погулять на школьный двор во время переменки.

Только когда автобусная остановка остается далеко позади, и перед ними возникает громада заброшенного госпиталя, он решается спросить, наверное, потому что здешняя тишина уже действует на нервы.
-Почему ты согласился?
-А почему я должен был отказаться? - и, глядя в эти прозрачные, спокойные глаза, Нисэй в первый раз понимает все. Все - и сразу.
Действительно, почему? Ему просто все равно.