Вниз По Тропе

[nekolace]

1. Инквизитор.
«Здесь холодно…»

Здесь холодно.
Здесь всегда холодно, но иногда мне это нравится... не сейчас. От холода сводит пальцы, и приходится сжимать их изо всех сил, чтобы не выронить сигарету.
Только не хватало еще устроить пожар на крыше собственного дома. Но ведь это уже не мой дом...
Как холодно.
Закрываю глаза, пытаюсь представить что-то теплое, но вижу только темноту.

Не следовало приходить сюда. Никогда нельзя возвращаться туда, где был счастлив.
Где мы были счастливы?
Я никогда не решался спросить, хорошо ли тебе со мной. Боялся услышать ответ. Любой. Боялся, что ты уйдешь... боялся, что останешься, и я сделаю тебя несчастной.
Я трус... я боялся самого себя. Боялся, что причиню тебе боль.
Мне нравилось просто быть рядом с тобой. Смотреть в твои глаза. Слушать, как бьется твое сердце.
Наблюдать за игрой солнечных зайчиков на твоих волосах. Я любил тебя. И сейчас люблю… почему я никогда не мог доказать это на деле?

Я никогда не рассказывал тебе, что на самом деле происходило. Ты спрашивала – иногда, потом, наверное, поняла, что все равно не получишь ответа. Как дела? Нормально. Все по-прежнему. Это неинтересно. Я хотел рассказать… но не мог. Боялся. Просто слишком много страха.
Никто раньше не спрашивал меня ни о чем. Все только говорили сами, не нуждаясь в моих ответах. А, если я пытался что-то сказать сам, меня перебивали. Что мои дела по сравнению с их новостями! Я просто не привык к тому, что кому-то может быть интересно. И перестал пытаться кого-то заинтересовать. Научился молчать – слушать – говорить о том, о чем они хотели. Научился терпеть. Кивать и улыбаться.
С тобой мне не приходилось так делать. Так странно! Не нужно было притворяться. Но маска слишком приросла к лицу, и ты, наверное, не видела под ней моего настоящего облика…

...дальше

В трущобы я забирался довольно часто – и по служебной необходимости, и ради развлечения, и для того, чтобы поохотиться – а почему бы и нет, раз предоставляется такая возможность? Я не боялся быть узнанным, хотя многие люди и знали в лицо тех, кто работал на инквизицию. Но по ночам серы не только кошки.
Я крался по улицам, прижимаясь к стенам и стараясь не попадаться на глаза будущим жертвам. Я научился убивать так же легко и быстро, как настоящие звери. Прятать трупы не было необходимости – здесь всегда полно крыс и бродячих собак, они делали это лучше меня. В изгрызенных остатках трудно опознать человека…
Сегодня охота была более чем удачной. Всегда предпочитал женскую кровь мужской, и, в любом случае, в городе слишком много развелось шлюх. Это не дело. Кому-то приходится быть санитаром этих джунглей – почему бы и не мне?
Когда все было кончено, я оставил ее тело в переулке – там до него скорее доберутся мохнатые мусорщики.
Приятного аппетита, коллеги.
В тех кварталах, что прилегали к порту, всегда было людно – даже по ночам, особенно по ночам, и туда я старался не соваться, но сегодня решил заглянуть – на всякий случай, ведь этим утром пришел корабль, и следовало хотя бы узнать – какие новости он принес. На улицах, действительно, толпился народ, по большинству – моряки и девки из местных домов развлечений. Здесь небезопасно было гулять даже днем, а уж о таких прогулках, как эта, можно было смело сказать – самоубийство. Особенно, если один… и не вооружен…

Я иду медленно, стараясь держаться в темноте и не привлекать к себе внимания. Это не всегда срабатывает – на меня все равно смотрят, я слишком отличаюсь от тех, кто обычно проводит здесь время. Уличные сутенеры предлагают услуги своих подопечных, а, когда я отказываюсь, насмешливо свистят и мяукают мне вслед. Награждают нелестными прозвищами. Смешно! Неужели люди обижаются на правду?
В конце концов, я останавливаюсь у перил пристани и зажигаю сигарету. Здесь никто не курит, здесь люди даже не знают, что это такое – табак, и незачем привлекать к себе косые взгляды, но мне уже все равно. Я просто устал… и хочу отдохнуть. Вряд ли кто-нибудь заметит что-то необычное.
И все-таки уже через минуту я чувствую на себе чей-то излишне пристальный взгляд. Нет, этот человек не замышляет недоброго, иначе не стал бы смотреть, просто ударил бы. Поэтому я спокойно оборачиваюсь, не выпуская из зубов сигареты.
Передо мной стоит девушка.
Длинные светлые волосы падают свободно на ее плечи, она кутается в пелерину – слишком дорогую, чтобы принадлежать портовой шлюшке, слишком яркую, чтобы лежать на плечах дамы из высшего общества.
- Привет, - просто говорю я.
- Привет, - легко отвечает она. Не улыбается, не отходит в сторону, безо всякого удивления смотрит на меня и мою сигарету.
- Можно, я не буду искать повод для знакомства?
- Запросто, - она пожимает плечами, пелерина слегка сползает, открывая полоску молочно-белой кожи.
Девушка откровенно красива, и мне действительно хочется с ней познакомиться – почему нет?
Представляюсь, она тоже называет свое имя. Оно ничего не говорит мне, но, когда девушка подходит ближе, я понимаю, что ее лицо кажется мне таким же знакомым, как и голос. Странно. Она останавливается у перил и смотрит в воду. Удивительное дело, она совсем не похожа на шлюшку, но что же она, в таком случае, делает здесь? Некоторое время мы обмениваемся общими фразами – о том, что пришел корабль и о том, что завтра в Чимниз будет выступать бродячий театр, труппу которого сегодня ограбили прямо в этом квартале. Девушка настолько же в курсе городских сплетен, как и я… это не странно, ведь у шлюшек поставщиков информации не меньше, чем у инквизиторов.
Вот только она не похожа не шлюшку. Не похожа, и все тут. И, даже когда я обнимаю ее за талию –«здесь холодно… почему бы нам не поискать местечко потеплее?» - ее согласие кажется мне каким-то неестественным. Она словно играет роль – хорошо заученную, но совсем ей не подходящую. Тем не менее, дом, куда она меня приглашает, не может быть ничем, кроме обиталища портового сброда, «столичных клопов», как называет их Мэндор. Мэндора здесь нет, но я все равно вижу, как он презрительно морщится, произнося эти слова. Он всегда был слишком щепетилен в вопросах общения с противоположным (и не только) полом.
- Надеюсь, здесь не водятся животные крупнее кроликов? - Интересуюсь я, когда мы поднимаемся по лестнице.
- Водились, но их съели, - отвечает она, гремя связкой ключей.
Ее платье не слишком-то длинное и, когда она идет впереди, немного излишне обнажает ее ножки.
Зрелище привлекательное, спору нет, но оно пробуждает во мне все первобытные инстинкты.
Прежде, чем мозг успевает среагировать, я тянусь к ней и глажу ее по спинке. Руке не удается спуститься ниже – девушка ловко ловит ее и отбрасывает в сторону.
- Прекрати, - говорит она, хмурясь.
- Как скажешь.
Наверное, я схожу с ума. Но очень давно, еще до того, как начался этот бесконечный путь по Тропе, я знал девушку, которая поступала точно так же.

За закрытой дверью моя маленькая подруга перестает быть такой неподатливой, как будто снова надевает маску шлюшки. Она позволяет обнять себя, позволяет распутать завязки на корсете и стянуть с не платье.
Да, я не ошибся, она слишком чистенькая и ухоженная для «королевы столичных клопов». На ней дорогое белье, но, черт возьми, портовые девки вообще не носят белья! Здесь точно что-то не так… Но меня это совсем не пугает. Она слишком красива, чтобы сбежать от нее из-за глупых подозрений.
- Ты же не собираешься заниматься этим в коридоре? – Ее рука забирается мне в волосы, взъерошивая их. Чертовски приятное ощущение, я сжимаю ее пальцы и заставляю ее продолжить ее занятие. Она послушно касается моей прически еще раз и все-таки выворачивается из объятий. – Для этого есть спальня.
- А если я предпочитаю делать это на полу?
- Но в спальне на полу ковер. А здесь ты замерзнешь…ты ведь уже дрожишь.
Да. Здесь холодно. Набрасываю ей на плечи свой плащ, и иду вслед за ней в спальню. Только сейчас замечаю, что на рубашке у меня брызги крови – последний привет менее удачливой представительницы древнейшей профессии, которая сегодня послужила мне (и крысам) ужином… надеюсь, девушка этого не заметит… а, если заметит, всегда можно соврать что-нибудь.
Но она не замечает.
Ее обиталище такое же ненастоящее, как и она. Словно кто-то с хорошим вкусом и чувством стиля попытался создать модель комнаты шлюхи… слишком изящно. Слишком чисто.
- Здесь красиво.
- Я знаю. – Ни «спасибо», ни еще каких-то слов в этом роде. Она все больше напоминает мне ту, которую я когда-то знал. Абсурд, нелепость… но передо мной словно оказалась та же самая девушка.
- Но красота этой комнаты не идет ни в малейшее сравнение с твоей красотой.
- Ты всем так говоришь? – Она садится на кровать и сбрасывает плащ.
- Я говорю правду, - ничего не значащее выражение.
Она зевает с демонстративной скукой.
- Мы вроде пришли греться. Или ты не знаешь способа лучше разговоров?
Я отлично знаю способ, и демонстрирую ей его. Да, сегодня я, похоже, буду не на высоте – а все потому, что, чем ближе я подхожу, тем более знакомым мне кажется все в ней – и это пугает. Словно время обратилось вспять. Очертания стройного тела. Золотистый пушок между лопаток. Запах светлых волос, таких длинных, что, когда она сидит, они почти касаются постели. Блеск полуприкрытых зеленых глаз… мягкие губы… нежная кожа… я ласкаю ее тело, как будто невзначай касаюсь того места, где у той девушки была родинка.
…как будто касаюсь раскаленного железа.
- Ты чего? – Спрашивает она. – Что случилось?
- Ничего, - отвечаю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Показалось, что кто-то идет.
- Нервы, - вздыхает она, и тут же удивленно вскрикивает, когда я снова сжимаю ее в объятиях.
Я не хочу ее отпускать. Никогда больше. Хочу провести остаток вечности вот так, обнимая ее, вдыхая запах ее кожи, слушая, как бьется ее сердце.
Это невозможно, но мы снова встретились. Этого никогда не должно было случиться, но я знал, с самого начала знал, что однажды произойдет нечто подобное. Я ждал этого.
Она не узнает меня – неудивительно, она никогда не догадывалась, что я могу стать человеком, если захочу.
Она уверена, что я остался ниже по Тропе – навсегда.
Ну и пусть. Я не буду ей ни о чем рассказывать. Достаточно и того, что она снова рядом… достаточно, что я помню все.
Я помню, что ей нравилось. Когда она, наконец, просит ее отпустить, пока она не задохнулась, я слушаюсь.
Отодвигаюсь в сторону, касаюсь губами ее шеи, прикусывая кожу. Ласкаю языком жилки на ее шейке, постепенно спускаясь ниже. Покрываю поцелуями ее тело, не пропуская ни миллиметра, слизываю ее запах, пьянящий, как вино.
Когда мои зубы касаются ее груди, она вздрагивает. Наверное, моя нервная дрожь передалась и ей тоже… хотя, ей всегда нравилось, когда я это делал.
Глажу языком пушок на ее животе, она вздрагивает, когда я прикасаюсь к ней. И мне вдруг становится страшно.
Тот самый страх. Я не хочу делать ей больно. Она всегда была такой маленькой… хрупкой… нежной… я боюсь, что причиню ей вред.
Но она снова обнимает меня, притягивает к себе – да, так делают все «королевы», если клиент ведет себя странно. Как я сейчас.
Но она не была «королевой». Она просто всегда так делала…когда я начинал бояться.
И я не клиент «королевы». Я целую ее – вот чего не позволено никому на ночных улицах! – впиваюсь в ее рот, чувствуя холодок ровных зубов, добираюсь до ее язычка, и страх тает, как и раньше, как было за много-много лет и много-много миров отсюда.


Ее ногти впиваются мне в спину, оставляя на коже царапины.
…звезды и полосы…
...это как взрыв. Как рождение новой вселенной. Как будто падаешь с высоты птичьего полета и разбиваешься на тысячи осколков.
…не знаю, как звучал мой крик – не звериный и не человеческий, когда мы с ней оказались в самом центре сверхновой звезды…

Она лежит у меня на плече, закрыв глаза, и ее спокойное дыхание ласкает мою кожу. Как утренний ветерок.
Как шелк…
- Устал? – Спрашивает она. В ее голосе насмешка, совсем не обидная.
- Нет…
- Врешь. Ты же еле дышишь… учти, я тебя домой на руках не потащу.
Мы смеемся, как будто знали друг друга всю жизнь. Как странно, я уверен, что она-то меня не помнит! Но ее совеем не удивляет то, что я шепчу в ее бархатные ушки всякие ласковые глупости, что все произошло так быстро… что мы вообще встретились.
Почему она оказалась здесь… почему она подошла ко мне? Если она не узнала меня, это может означать только одно. Светлые снова взялись за свое и подослали ее ко мне. Наблюдать. Выжидать. Строить вокруг меня сети… они снова хотят прогнать меня с Тропы.
Сердце продолжает колотиться, как у зайца, и эта последняя мысль совершенно не помогает успокоиться.
Она встает, снова выскальзывая из моих рук.
- Хочешь есть? – Спрашивает она, как будто это тоже в порядке вещей.
- Не уходи, - прошу я, но, конечно, напрасно. Она накидывает что-то шелковое и выходит из комнаты. Надо пойти за ней. Но у меня действительно нет сил шевелиться… странно. Это ведь она раньше имела привычку засыпать после таких игр. Утыкаюсь в подушку, снова вдыхая ее запах.
Тот самый запах… аромат диких цветов. Я не смог бы забыть его, даже если бы захотел. Звон какой-то посуды на кухне. Заставляю себя встряхнуться, очнуться от грез. Встаю с кровати, оглядываю комнату. Найти хоть что-то, что объяснило бы эту встречу, объяснило бы ее присутствие здесь! Вдруг я все-таки ошибся?
Шкаф. Открываю его, перебираю платья – слишком дорогие для шлюхи… слишком вызывающие для леди. Нет времени осмотреть их подробно, нет времени искать что-то, что может быть в них спрятано. Проклятье, знать бы, что я ищу.
К черту одежду! В шкафу еще полно ящиков, нужно осмотреть их. Терпеть не могу копаться в чужих вещах – и в не чужих, тем более. В ее вещах я никогда не рылся… чувствую себя последним подонком, заглядывая в ящики.
Однако предмет, который я искал, нашелся не в шкафу. Он лежал на столе, под перевернутым зеркалом, рядом с шейным платком. Отчаявшись что-то найти, я просто взял платок в руки… когда-то у нее был почти такой же.
Когда-то это была одна из моих любимых вещей… но это просто красивый платочек, любой может купить себе такой. А вот под платком обнаружилось ожерелье. Маленькое и тонкое, из серебристых матовых камней.
Я никогда не знал, как они называются.
Перебираю камни. Они прохладные, и их холод завораживает. Проникает под кожу, затягивает душу корочкой льда. Та, которую я когда-то любил, теперь ведет игру против меня. Как жестоко. Как несправедливо.
- Что ты делаешь?
Я не оборачиваюсь, даже не вздрагиваю. Ничем не выдаю своих чувств, только вот проклятое сердце не хочет успокоиться, и бьется, как подстреленная птица.
- Смотрю. – Протягиваю ей ожерелье. Она берет его и откладывает на стол. Равнодушно. Спокойно. – Что это?
- Просто безделушка.
- Красивая. Что это за камни?
- Наверное, это вообще не камни. Стекло!
Хотел бы я, чтобы это было стекло. Но это не может быть стеклом… это может быть только тем самым ожерельем.
Интересно, если бы я показал ей тот самый перстень – она узнала бы его?
…она лжет насчет ожерелья. Но она не знает меня. Зачем ей рассказывать первому встречному – что это? Что это значило для нас с ней?
Или только для меня… я ведь никогда не спрашивал ее об этом…


- Эй, ты что, уснул?
- Вроде нет.
- Есть, спрашиваю, хочешь?
- Как насчет десерта?
- Какого еще…? - Она вскидывает бровки, притворяясь, что не понимает, о чем я говорю.
Значит, нужно объяснить. Беру ее на руки и несу к кровати. Она не пытается вырваться, даже когда я сажаю ее на постель и опускаюсь перед ней на колени…

Когда я покинул ее дом, уже рассвело. До еды дело так и не дошло. Не дошло и до денег, я даже не предложил их ей – а она не попросила. Ей не шла роль распутной девчонки… она все время забывала сценарий.
Но я был этому только рад. И думать хотелось только о том, что она пообещала – мы встретимся еще раз. Обязательно встретимся.
Я шел по улице и улыбался. На меня странно смотрели, но я не мог погасить эту улыбку. Я мечтал, как ребенок – о том, куда отведу ее, о том, что мы будем делать, когда снова увидимся. Не хотелось думать ни о чем другом. Не хотелось верить в дурные предчувствия. Не хотелось слушать назойливый голосок, так похожий на голос Шебалу, моей очаровательной мамочки.
«Почему она оказалась здесь? Почему подстроила эту встречу? Зачем подпустила тебя так близко? Что они собираются делать?»
Что я сам собираюсь делать?


Спрыгиваю с крыши и иду по улице. Тонкая корочка инея хрустит под ногами, как лед в стакане. Черт, как хочется напиться. Чтобы забыть… чтобы вспомнить.

Мне всегда нравилось ходить по городу. Рассматривать все, что меня окружало – и не смотреть ни на что в отдельности. Замечать любую мелочь – и тут же забывать, что я видел. Столько людей вокруг, и все разные, и смотреть на них никогда не скучно. Иногда я просто часами сижу где-нибудь на людной улице и смотрю на тех, кто проходит мимо. Тебе не нравится такое времяпровождение, верно? Бесцельное и бездумное. Как и вся моя жизнь…
Ты считаешь, что машины – просто груда металлолома. Наверное, ты права, конечно – ты права. Но я все равно смотрю на машины. Ведь рядом нет тебя, и я не могу заглянуть в твои глаза… дурацкое оправдание, правда?
Люди начинают оборачиваться и смотреть на меня. Значит, надо уходить отсюда – не люблю, когда меня замечают.

И снова иду по улицам, вдыхаю аромат городского смога. Ты терпеть не можешь этот запах… ну почему мне всегда нравится то, что противно тем, кого я люблю? Почему мы были такими разными…

Мне понадобился почти час, чтобы уйти из города. Никто не подвез бы меня в такую глухомань, я знаю, поэтому и пытаться не стал. Вообще не люблю ездить на попутках.
Наконец огни тают в темноте, и я остаюсь наедине с ночью. С лесом на окраине города. Здесь некого стесняться, здесь никто не увидит, здесь можно быть свободным.
Я останавливаюсь на опушке и смеюсь. Облачка пара окутывают звуки, как странно звучит смех в темноте…
Нельзя смеяться в одиночестве, смех – общественное явление. Но я знаю звук, который больше подойдет темноте и одиночеству. Поднимаю голову к небу и вою.
Звук, непохожий ни на звериный, ни на человеческий. Таких зверей и не сыскать, как я. Это плохо. Это хорошо – я не хочу найти кого-то, похожего на меня.
Мне нужна только ты. Но я тебе не нужен, так?
Поэтому я сегодня пришел сюда. Поэтому я буду выть до рассвета, слушать эхо, смотреть на звезды –такие же равнодушные, как и весь мир.
Это правильно. Так и должно быть.
Я не хочу причинять кому-то боль, поэтому и ухожу в лес, чтобы никто не услышал моего воя. Завтра здесь пройдет дождь, он сломает несколько веток и, может быть, разрушит убежище какого-нибудь зверя. Прошу у них всех прощения, знаю – они не слышат, но это хоть немного утешает. Я не хотел навредить им… но сегодня мне нужно было сюда прийти.
Снова вою, уже не заботясь о том, насколько красивой и гармоничной получается трель. Ветер запутался в ветках деревьев, звуки мечутся под кронами, как обезумевшие птицы.
«Ты видишь меня? Ты слышишь? Отзовись… пожалуйста, отзовись…»
Я могу пройти сквозь те миры, где мы бывали раньше. Могу войти туда снова. Но я не стану делать этого. Раз тебя нет рядом здесь, в этом мире, значит, я не найду тебя и там.
Я уже совершил эту ошибку когда-то. Позволил тебе уйти. Дурак, я думал, что поступаю правильно.
Ложусь на землю, снова смотрю в небо. Как холодно… холод больше не может причинить мне вред, но теперь я жалею, что это так. Как хорошо было бы уйти из этого мира и попытать счастья в следующем.

Я слишком долго шел вдоль Тропы. Я устал. Просто устал. Я так хотел остаться на месте, с тобой, в этом – не худшем из возможных – мире. Но ты ушла. Даже не сказала, что случилось… даже не оставила следа. Я знаю, ты все еще здесь… я искал тебя. Знаю, ты жива. С тобой все в порядке… теперь.
А раз так, значит, есть надежда, что произошла какая-то ошибка. Может быть, у тебя дела? Может быть, прошлое снова догнало тебя? Тогда и я догоню. Не уйду из этого мира, пока не найду тебя.
Зачем? Ты не хочешь меня видеть. Но я ведь могу и не показываться тебе на глаза.
Я сновa пытаюсь обмануть самого себя… я никогда не смогу быть с тобой рядом и не подходить близко. Ангела-хранителя из меня не получится, не тот профиль. Я опять все испорчу.

Забираюсь на дерево, едва не срываясь с ветки, смотрю вдаль – на город, уже спящий в ночном холоде. Мне снова хочется выть, но я боюсь, что упаду, поэтому просто закуриваю очередную сигарету и продолжаю смотреть на город.


- Куда ты смотришь?
- Никуда.
Отворачиваюсь от окна. За ним действительно нет ничего такого, на что стоило бы смотреть. Всего лишь трущобы, и дом, где мы сидим, по сравнению с остальным кварталом кажется дворцом.
Ты смотришь на меня с неопределенным выражением на лице. Может быть, собираешься спросить – зачем я пришел? Неужели только для того, чтобы смотреть в окно?
Тень от пламени свечи колышется на стене, и я накрываю свечу рукой. Пламя втягивается в кожу и гаснет, оставив теплый след.
Становится темно, но я все равно вижу тебя. Слышу, как бьется твое сердце. Ты отводишь взгляд в сторону… да, тебе ведь никогда не нравилось, чтобы на тебя слишком пристально смотрели.
Я обнимаю тебя, целую, покрываю поцелуями все твое лицо. Смотри на меня. Только на меня. Не закрывай глаза… хотя бы один раз.
Последний раз.
Я знаю, что должен сделать. Мне плохо от этого, так плохо, что ты все-таки замечаешь, что со мной что-то не так. Я придумываю оправдания, рассказываю тебе какую-то историю, продолжаю играть заученную роль. Предательство - грех страшнее трусости. А я согрешил дважды. Не посмел возразить епископу, не посмел даже предупредить тебя. Это все равно было бы бесполезно, я знаю, они не выпустили бы тебя из города. А ты никогда не воспользовалась бы своими способностями, чтобы ускользнуть.
В отличие от меня, ты всегда играла честно. Напрасно я ищу оправдания, это бесполезно. Я предал тебя. Я знаю, что тебя ждет впереди… что ждет нас обоих.
Ты просишь отпустить себя. Говоришь, что я помну твое платье. А я просто не могу отойти в сторону, боюсь разжать руки – и потерять тебя.
Это слабость. Непростительная слабость для такого, как я. Как все мы. Епископ прав, такие, как мы – опасны. Но я работаю на него, как он думает, а ты – по другую сторону баррикад… если бы я объяснил ему ситуацию, он бы понял. Он очень умен для своего грязного, погрязшего в грехах и тупости мира. Но он не согласился бы отпустить тебя. Он бы справедливо заметил, что твое здесь присутствие столь же нежелательно для меня, сколь и для церкви.
Я не смог ничего объяснить. Я пообещал выполнить работу и попросил лишь день отсрочки. Один день. Одну ночь.
Наше время на исходе. Я уже ничего не могу изменить.
- Почему ты дрожишь? – Спрашиваешь ты.
- Холодно, - шепчу я, зарываясь лицом в твои волосы. Хочу попросить прощения, но слова застревают в горле, и я молчу. Молюсь, чтобы ты догадалась, что я собираюсь сделать, чтобы оттолкнула меня и убежала прочь отсюда, пока еще есть время.
Но ты никогда не сделаешь этого. Ты наивна и честна, как все Светлые.
Холодно… твои руки теплые, но им не растопить льда в моей душе.

Я зажигаю огонь в камине, и мы садимся на ковер перед ним. Ты смотришь на пламя, и огоньки отражаются в твоих глазах.
Я снова подхожу к окошку, смотрю на улицу. Дождь уже прекратился, но на изрытой мостовой полно луж.
Трудно будет проехать… Карета уже стоит под нашими окнами, и, если ты сейчас выглянешь в окно, ты тоже ее увидишь. Но ты не смотришь.
Белый порошок растворяется в багровой жидкости, и, когда я смотрю в окно сквозь бокал, все вокруг кажется залитым кровью.
Я протягиваю тебе бокал. Ты берешь его, но пить не торопишься. Ты ведь никогда не любила алкоголь, верно? А, может быть, ты все-таки о чем-то догадалась? Если бы ты знала, как трудно улыбаться и говорить о глупостях в такой момент… если бы ты знала, как мне хочется выбить этот бокал у тебя из рук.
Снова наполняю твой бокал, и ты морщишь свой носик, глядя, как я пью из бутылки. Фу, как вульгарно. Да, детка, аристократия – это еще не панацея от вульгарности. Чертовски хочется напиться до беспамятства, но именно сейчас этого делать нельзя.
Ты потягиваешься, как котенок, и говоришь, что устала и хочешь спать. Ты не просишь меня уйти -это я, кажется, должен понять сам… но я не понимаю. Жду еще несколько минут, достаточно долго, чтобы увидеть, что ты действительно засыпаешь на ходу… неужели ты все еще ничего не подозреваешь?

Все-таки выхожу, слышу, как поворачивается ключ в твоем замке. Сейчас ты ляжешь спать и уснешь - просто уснешь, без снов, без кошмаров. Кошмар начнется, когда ты проснешься.
Замок на твоей двери совсем простой, и довольно легкого толчка, чтобы он открылся. Я вхожу в ту дверь, из которой вышел несколько минут назад, но не узнаю твоего дома. Здесь как будто все изменилось… и здесь снова стало холодно.
Когда я выхожу из дома с тобой на руках, мы, наверное, похожи на жениха с невестой, переступающих порог своего нового семейного очага. Только мы идем не к счастью… совсем наоборот.
Кучер услужливо открывает передо мной дверь кареты, стараясь, впрочем, не приближаться, как будто одно прикосновение к нам способно отправить его душу прямо в ад.
Бережно укладываю свою ношу на сидение. Ты мурлыкаешь во сне, как маленький котенок и сворачиваешься клубочком – как котенок же. Ты не боишься… почему же мне так страшно?
Карета трогается с места, и холодный ночной ветер проникает в щели. Меня уже трясет от холода, но я не решаюсь даже пошевелиться, чтобы найти более теплое место. Не время сейчас думать об удобствах. Не время предаваться сентиментальным мыслям.
«Ты сделал то, что сделал бы любой Темный на твоем месте – не больше, но и не меньше» - снова голос Шебалу. Холодный и расчетливый голос. – «Ты закончишь свою работу здесь, а потом отправишься дальше, верно?»
Еще бы не верно. Смотрю в твое лицо. А вдруг я ошибался? Вдруг ты узнала меня… но я больше совсем ничего для тебя не значу? Вдруг ты специально пришла в этот мир, чтобы помешать мне? Пытаюсь заставить себя отнестись к тебе как к Светлому… как к врагу. Но это бесплодные усилия.
У нас еще есть время. Немного, но есть. Мы поговорим с тобой… ты мне все расскажешь.
«Мне холодно… согрей меня, пожалуйста… еще хотя бы раз…» Ты не слышишь. Ты никогда не слышала моих мыслей.
Беру твою руку в свои, ты тихонько вздыхаешь во сне, когда чувствуешь мое прикосновение.